Исповедь дурака. Как я ушёл от «нормальной» жизни и стал счастливым - Борис Жук

Во всех этих случаях примечательно то, что друзья, которые казались мне круче, здоровее и смелее, фактически каждый раз стремились переложить на меня ответственность за происходящее и отказывались от самой опасной части мероприятия. Это научило относиться к дружбе скептически, а взрывать что-либо перехотелось совсем.

Ближе к восьмому классу я с удивлением обнаружил, что все, кроме меня, стремительно повзрослели. Ребят уже интересовала выпивка, сигареты и музыка, они обнимались с девушками и лапали их. А я всё так же рисовал монстров, оружие, горы черепов и ядерные грибы в тетрадках и «хранил верность» компу.

С каждым учебным годом у меня становилось всё меньше друзей. Кто-то не хотел общаться со слабохарактерным дохляком, кто-то предпочитал моей дружбе модные тусовки с выпивкой и куревом, которые набирали в свои ряды всё большее количество адептов, делая их смелее и агрессивнее. Среди сверстников нарастала стайная грубость, стремление кого-то унижать, откровенно тупые приколы и пошлость во всех проявлениях.

Я пытался адаптироваться и перенимал ключевые ритуалы поведения, чтобы не стать изгоем. Но понимал, что просто не выживу в такой среде будучи «добрым сказочником». Тогда я просто взял в воображении «настоящего себя», положил в некий золотой сундучок, запечатал его и спрятал куда подальше в глубины сознания до лучших времён.

Следующим летом я значительно прибавил в росте – превратился из самого маленького в самого длинного в классе. На несколько лет этого действительно было достаточно, чтобы избежать нежелательного внимания со стороны забияк.

Я плохо развивался физически и не умел постоять за себя. Хотя мой отец в своё время служил в армии и владел рукопашным боем, мне запомнилось только то, как он однажды показывал приём для выбивания пистолета из руки противника – взмах ногой с криком «дао!»

В школе я почти постоянно ходил с напряжённым животом – на всякий случай – и гордился «квадратиками» на прессе.

Физкультура мне не нравилась. В подвижные игры я не играл. У меня была повышенная боязнь получить и причинить повреждения. В классе я всегда балансировал на тонкой грани между «белой вороной» и изгоем-посмешищем, по возможности избегая конфликтов. По большей части это удавалось – откровенных издевательств и избиений не было.

Однако несколько раз я всё-таки дрался. Каждый раз – из-за девушки, когда кто-то из ребят грубил или «подкатывал» к барышне, которая была мне тайно симпатична. И всякий раз – безрезультатно. Несколько минут пылкого размахивания кулаками, почти не глядя, – хочется защитить лицо и особенно глаза, цепляния за одежду, неудачные попытки сделать «подсечку»…

По итогу в драке не было ни победителя, ни проигравшего – просто несколько ссадин и синяков. И желание за них отомстить. Возвращаясь домой я подолгу отрабатывал почерпнутые из кинофильмов удары и броски на воображаемом оппоненте, который молил о пощаде.

В реальности повторная стычка имела место всего лишь раз. С тем же результатом – красивые приёмы оставались фантазиями, а на деле выходило всё то же хаотичное махание и цепляние. И фингал под глазом, который я потом наивно пытался замазать маминым тональным кремом.

В нашем спальном районе было много злых детей из неблагополучных семей. А ребята в школе записывались на спортивные секции, и риск получить от подготовленного человека по зубам без шанса что-либо ему противопоставить значительно возрастал с каждым годом. Я попытался записаться на самбо. Но зашёл всего раз и, посмотрев, как ребята бегают друг по другу на разминке, решил туда не возвращаться – дополнительный урок «физкультуры с издевательствами» ради возможности выучить несколько бросков меня не устраивал. Да и вообще – зачем подвергать себя дополнительному стрессу? Я предпочёл просто оставаться миролюбивым терпилой. Однако всё же подтягивался, отжимался, набивал кулаки и тренировал растяжку – на всякий случай.

Путь к прагматизму и цинизму

У мамы всегда выходило, что папа плохой и виноватый – даже когда он объективно был ни при чём. А у папы мама всегда была дура и сама виновата, но он говорил об этом более сдержанно. Хотя несколько раз, когда приходил пьяный, всё же распускал руки.

Однажды всё начало заходить слишком далеко, и я вызвал милицию. Почему-то никто не приехал, но папа успокоился. И с того дня стал называть меня Павликом Морозовым. Я не растерялся и вскоре тоже придумал для него обидное прозвище – тогда мы оба перестали обзываться.

Постепенно у родителей назрел серьёзный кризис в отношениях, они стали поговаривать о разводе. Нам с братом стоило определиться, с кем из них каждый из нас предпочёл бы остаться.

У нас был опыт проживания без мамы, когда она ложилась в больницу, и этот опыт мне понравился: готовить и следить за домом самостоятельно оказалось приятным занятием, которое отнимало гораздо меньше времени и сил, чем с мамой. Более того – это стало интересно! А главное – не было постоянного угнетающего нервного фона: гармония и спокойствие.

Потому я предпочёл бы остаться с отцом, даже понимая, что при этом многому придётся научиться по хозяйству – спокойствие дороже «арийского порядка». Впрочем, не было никаких гарантий, что одиночество отца не превратиться в алкогольный Ад, или что он найдёт другую женщину, которая будет хорошо относиться к детям от первого брака. Так что сомнения оставались до последнего.

Однако родители так и не развелись.

Тем временем, моя тайная возлюбленная одноклассница уехала жить в другой город. Мы продолжали переписываться, но я не чувствовал от этого ничего кроме раздражения. Ведь она была далеко – а значит мы никогда не будем вместе. Ни признаний, ни поцелуев, ни секса. Это казалось очевидным, и я не понимал – к чему тогда травить душу перепиской?

К тому же она что-то от меня скрывала, ещё когда жила здесь. Ходили слухи, что у неё был парень. Я почувствовал себя обиженным и брошенным в очередной раз и перестал писать.

«Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда», – резюмировал отец нашу короткую беседу на тему гендерных отношений. Я стал смотреть на любовь с холодным цинизмом – это отразилось и в школьных сочинениях: я использовал папину цитату, подводя итог любовной истории литературных персонажей. Учительница поставила мне двойку с припиской: «Зачем ты это написал!?» От этих её слов чувствовалась боль и горечь утраты.

В «анкетах», которые друзья заполняли друг-другу, часто встречался вопрос о смысле или девизе жизни. У меня его не было, но прочитав однажды на стене раздевалки надпись: «Всех баб не переебать, но стремиться к этому надо», я стал всюду отвечать так. Естественно, в шутку и для эпатажа, а про себя думал: «Любовь и светлое будущее человечества».

Поскольку я буквально вырос на юмористических передачах «Аншлаг», «Смехопанорама» и «КВН», сатира и юмор казались мне самыми конструктивными инструментами взаимодействия с миром. И своеобразным пространством свободы, где возможно всё.

Иногда я ловил себя на том, что не могу разговаривать серьёзно в принципе – балагурю без перерыва и всё обращаю в шутку. Потому никто ко мне и не обращался с серьёзными предложениями, а я был этому только рад – серьёзность казалась мне синонимом закостенелости мозга и взрослости в худшем смысле этого слова.

Зато я рассказывал сотни анекдотов и рисовал стенгазеты. А поскольку страх публичных выступлений не был мне свойственен, я с радостью соглашался вести всевозможные увеселительные мероприятия и участвовал в школьных КВНах. Вплоть до того раза, когда мне одному поручили разработать сценарий для всех КВН-овских конкурсов. Вернее, я предложил свои идеи, а остальным, включая классную, было настолько пофиг, что исправлять ничего не стали.

К тому моменту я уже набрался достаточно подростковой пошлости и научился «чушь прекрасную нести». Шутки про наркотики, телепузиков-каннибалов, смерть, а также презервативы и нижнее бельё, летящие со сцены…

В общем, представление вызвало полнейший восторг у сверстников, однако преподавательский состав, сидящий в жюри, его не оценил – больше к самодеятельности меня не допускали.

Вероятно, начиная именно с этого события я стал стремительно забывать анекдоты и шуточки, которые раньше старательно коллекционировал в памяти.

Компьютерная романтика

Так постепенно круг моих интересов ограничился компьютерами. Хотя найти девушку тоже очень хотелось. Совокупность этих факторов (или подсознательная тяга к оптимизации, передавшаяся от родителей-технарей) привела к влюблённости в молодую учительницу информатики.

АС. была хрупкой женщиной с приятным спокойным голосом. От неё веяло мягкостью, романтичностью и лёгкой усталостью. С ней я познал основы алгоритмизации на псевдоязыке программирования ИнтАл и на нём же разработал свои первые игры.